Мужчине средних лет — жителю подмосковного жилищного комплекса «Яхонтовые возвышенности», комплекса, в названии которого из-за маркетинговых соображений был заложен некий намёк на элитарность, мол, в названии комплекса присутствует отсылка к драгоценному камню, а значит… если у вас до принятия решения о покупке квартиры в нашем элитарном жилищном комплексе собственно гордиться было нечем, а всю вашу жизнь можно было охарактеризовать как «50 оттенков коричневого», то вы наш клиент — не спалось. Он вышел на балкон, закурил и долгим-долгим немигающим взглядом смотрел, как по шоссе, горя красными фонарями, проезжают редкие машины. Что-то не давало ему покоя, мысли не давали ему уснуть. Мысли совсем нетривиальные, мысли о смысле жизни, о бытие, о предназначении человека, о его счастье.
Что-то шевельнулось внутри него.
— Ты кто?
— Я? Я — твоя свинья. Я беспокоюсь за себя, ведь если ты так сильно будешь задумываться, ты рано или поздно можешь в своей жизни что-то поменять, а значит, я могу остаться на голодном пайке, или, того хуже, ты отправишь меня в загон, откуда я когда-то вырвалась, а я в него не хочу, тем более сейчас, когда я такая большая и сильная. Ты только и делаешь, что кормишь меня, вся твоя жизнь подчинена мне, все твои мечты и надежды, и всё животное, и всё мое.
Хотя, так было не всегда: когда-то, когда ты был ещё подростком, я сидела в загоне, и расшатал ты его, когда отказался продолжить обучение в музыкальном училище.
— Да ну, лоховство это было — эта скрипка. Матушка настояла: дескать, дед на гармошке играл так, что со всей губернии приезжали его послушать, вот и у тебя, сынок, должно в музыке получаться.
— Но у тебя же получалось, у тебя же был талант, зачем ты его зарыл в землю, ты же и сейчас вспоминаешь эти струны, они до сих пор, спустя 30 лет, будят в тебе то, что сжимает твое сердце в сладостные тиски. Скрипка, значит, лоховство, а вот пить пиво, курить — не лоховство, хотя жизнь через короткое время расставит все по своим местам, кто в топах, потому что не был отчужден от высокой культуры, а кто им снаряды подносит, хе-хе.
— Не ёрничай, еще не вечер, цыплят по осени считают, ну в смысле после решения совета директоров, там и посмотрим, кто в топах, а кто нет.
— Но, собственно, вырвалась я в 1996 году на Новый Год, помнишь?
— Ага. Клёво было.
— Вы тогда вместе со своим другом после городской елки затащили к нему на квартиру пьяненькую девчушку, которая в этот, как ей казалось, счастливый вечер впервые попробовала алкоголь; она не отдавала себе отчет в том, где находится, а когда вы вдоволь над ней поглумились, вы выставили ее на улицу в двадцатиградусный мороз. Девчушка осталась сидеть на лавке возле подъезда, у нее на сапожке отклеилась подошва и замерзала нога, и она, подтянув ее под себя, пыталась ее согреть, а согрев, засыпала, а когда засыпала, то падала на лавку, а упав, просыпалась и садилась, и у нее снова замерзала нога, и она ее поднимала вверх и обхватывала руками, согревалась, засыпала и падала, засыпала и падала. А вы с другом, пыхнув шмали, наблюдали все это через окно и ржали, и ржали, и не могли остановиться, не могли никак, и в этот момент своего глумливого и неконтролируемого нечеловеческого смеха вы были похожи на двух вурдалаков, и именно тогда я вырвалась из загона и своими копытами побежала по твоей душе, втаптывая в грязь чуть пробившиеся ростки человеческого.
— Нет, ну а зачем так бухать? Не можешь пить, не пей. Кто ей виноват?
Ладно, все это лирика, завтра тяжелый день, приезжает большая делегация наших хитрожелтых друзей с Востока, а большая эта делегация, для того чтобы противоречивыми заявлениями ее членов намутить воды, в которой можно будет поймать большого карпа, как же. Что бы там не писал на форуме этот чудак с ником «Ярепка», бабло со времен Реформации правит миром. Я спать.
И окурок сигареты, описав большую дугу, полетел к асфальту, а упав на него, рассыпался на множество так быстро гаснущих ярко красных искорок. И в это же время, когда ярко красные искорки умирали на сером асфальте, где-то высоко в небе блеснула и сорвалась с небосклона звездочка, обычная пятиконечная звездочка, звездочка, которая, если к ней приглядеться, своей геометрией напоминает строение человека, напоминает и является, будучи красной, его символом.
Человек уснул, но большой скотине, которая в нем заворочалась, было не до сна. Она вскочила на все четыре лапы, обнажила клыки и развернулась к звезде, которая приземлилась в душе человека.
— Уходи, — зарычала она.
— Нет.
— Ты же знаешь, ему там зададут вопрос, там всем задают этот вопрос, и ты знаешь, как он ответит на вопрос: « Для чего ты прожил свою жизнь?». Он ответит, что всю свою жизнь стремился вовремя провести: «Оптимизацию инвестиционного портфеля от высокорискового в сторону оптимизации и снижения рисков, плюс диверсификацию и хеджирование».
— Знаю. Знаю и то, что ответом ему будет бесконечная грусть Творца. Грусть, в тысячу раз сильнее грусти матери, которая сидит у гроба ушедшего от передозировки героином своего двадцатилетнего сына, сидит, глядя перед собой невидящим взглядом, взглядом, устремленным в другой мир, сидит, держа своего мальчика за руку. Ее взгляд молча кричит: «Сынок! Ты же не для этого приходил в этот мир! Чтобы вот так уйти из него! Не для этого, сынок!» Человек! Ты не для этого приходишь в это мир! Чтобы вот так спустить свой дар в унитаз, подчинив его прихотям пошлой и наглой свиньи.
— Уходи, звезда.
— Нет.
— Ты не имеешь права.
— Имею.Он мыслит, он чувствует, а значит, я имею право.
— Он наш.
— У него есть шанс.
— Нет у него шанса.
— Есть.
— Нет.
— Посмотрим.
И спору этому не одна тысяча лет. Спор этот длится с тех пор, как человек пришел в этот мир. И у него всегда, как бы не были глубоко затоптаны грязной свиньей ростки человеческого, всегда есть возможность задуматься, проснуться, а когда он задумался, то у него появляется этот шанс. Шанс, что к нему вернется звезда, которую, казалось, он потерял навсегда.
Вся трагедия этого мира в том, что многие даже не хотят задумываться.
На этот зов к идеальному, на этот отчаянный крик «Человек!!!» в зовущего вперяются маленькие, злые, колючие глазки, а затем произносится что-то похожее на: «Много букофф не осилил», и раздается раблезианский смех, к которому с удовольствием присоединяются соседи по человеческому несчастью, и при всем этом люди кажутся сами себе очаровательными, тонкими и восхитительно остроумными.
Для того чтобы человек смог выйти из Ада, он должен захотеть из него выйти, по другому не получится. Орфей не мог бы пытаться вывести из него свою Эвридику, если бы она не захотела с ним пойти.
И что делать, когда люди, которые были ввергнуты в социальный Ад (по разным причинам), не хотят из него выходить? Они уже в нем обустроились, им кажется, что им в нем хорошо, им кажется, что это, пусть и не совершенное, но…. счастье. А ведь делать что-то надо… для начала, хотя бы об этом сказать, назвав Ад – «Адом», а не «обществом с рыночной экономикой, которая наиболее эффективно удовлетворяет потребности людей». А Адом это общество является потому, что для большинства людей, в нем живущих, нет смыслов человеческого бытия, а главное – в нём нет человеческой Любви. Я акцентирую — человеческой! Некую биологическую химию, связанную с инстинктом размножения, прошу не отождествлять с Любовью.
P.S. Авторские права на словосочетание: «Оптимизация инвестиционного портфеля от высокорискового в сторону оптимизации и снижения рисков, плюс диверсификацию и хеджирование», там в оригинале еще было что-то про таджиков, принадлежат форумчанину с ником Andr. Я бы так глубоко и тонко чувства адепта общества потребления предать не смог бы. В виду того, что гонорара я несмотря на некие не обоснованные подозрения, за свои тексты не получаю, в случае претензий по авторским правам предлагаю форумчанину Andr, как лайки, так и дизлайки с ним разделить по справедливости.
Сообщение отредактировал Ямышка: 09 Июнь 2016 - 06:36
